– Погоди, – остерегла я его тоже шепотом. – Они не должны нас видеть. Они, наверное, прямо под нами.
– Но надо знать, там ли мама и папа, – умоляюще зашептал он, глядя на меня полными страха глазами.
– Сейчас все узнаем, – сказала я.
Мы осторожно выглянули из-за ствола и стали вглядываться в сумрак внизу. Тень от громадного дерева была настолько густой, что, казалось, там, внизу, еще ночь.
А потом я увидела маму и папу.
Связанные, они стояли спина к спине посередине сцены.
Вид у них был растерянный и напуганный. Руки крепко привязаны к туловищу. У папы было красное лицо. Мама низко склонила голову. Ее длинные волосы растрепались и закрыли лицо.
Возле них я увидела мистера Дейвза и еще какого-то мужчину постарше. Все скамьи в театре были заполнены. Не было ни одного свободного места.
Здесь, видимо, собрался весь город.
Не хватало только меня и Джоша.
– Они их сейчас убьют! – Джош в страхе схватил меня за руку и сжал с такой силой, что мне стало больно. – Они хотят, чтобы папа и мама стали такими же, как они.
– А потом примутся и за нас, – высказала я вслух мучившую меня мысль.
Я не отрываясь смотрела на родителей. Теперь папа тоже опустил голову. Так они и стояли, склонив головы, перед безмолвной толпой, как будто замершей в предвкушении их смерти.
Двое живых в театре мертвых ждали решения своей участи.
– Что будем делать? – спросил Джош.
– О чем ты? – Я даже не сразу поняла, о чем он меня спрашивает. Наверное, от всех этих ужасов у меня помутилось в голове.
– Что будем делать? – в отчаянии повторил Джош. Он так и не отпустил мою руку. – Нельзя же стоять и смотреть, как они…
И тут меня осенило. Я знала, что делать. Решение пришло само собой.
– Мы спасем их, – прошептала я, увлекая Джоша подальше от дерева. – Думаю, у нас получится!
Джош отпустил мою руку и смотрел на меня с бесконечной надеждой во взгляде.
– Нужно свалить это дерево! – Я и сама поразилась, как уверенно прозвучали мои слова. – Если мы его свалим, солнце зальет своим светом театр. А они не выносят света!
– Точно! – воспрял духом и Джош. – Посмотри, оно и так вот-вот свалится. Само. Его надо только подтолкнуть.
Я была уверена, что у нас все получится. Не знаю, откуда взялась эта уверенность. Но я ни капельки не сомневалась в том, что нам удастся свалить это дерево.
Я это знала.
Но я знала и то, что действовать надо быстро.
Я еще раз выглянула из-за ствола, чтобы посмотреть, что происходит внизу. «Зрители» в театре уже встали с мест и плотной толпой двинулись вниз, к сцене, где были мама и папа.
– Давай, Джош, – прошептала я. – Как следует разбежимся и толкнем дерево. Начинаем!
Без лишних слов мы отошли на несколько шагов для разбега.
Если посильнее навалиться на дерево, рассуждала я, оно обязательно рухнет. Оно и так непонятно как держится. Все корни вылезли из земли…
Один раз толкнуть посильнее – и оно упадет. И свет солнца зальет театр. Яркий, золотой свет. Живительный свет.
Губительный для мертвых.
Он уничтожит этих мертвецов.
И спасет маму с папой.
Спасет нас.
– Давай, Джош. Готов?
Он серьезно кивнул, в глазах у него были страх и отчаяние.
– Ладно. Давай!
Мы разом рванули вперед, выставив руки перед собой. С разбегу навалились на дерево и со всей силы толкнули его. Сначала – руками. Потом – плечами. Потом – всем телом. Мы толкали его… толкали…
Но оно даже не шелохнулось.
– Давай еще раз! – крикнула я. – Джош, разбегаемся!
Джош жалобно всхлипнул:
– Что толку, Аманда! У нас ничего не получится.
– Джош! – рассвирепела я.
Он обреченно вздохнул и отошел для разбега.
Снизу донесся гул встревоженных, рассерженных голосов.
– Быстрее, Джош! Давай!
Мы снова разбежались и навалились на дерево всей своей тяжестью. Мы толкали его из последних сил, оба красные от натуги.
– Толкай его! Ну же!
В висках громко стучала кровь. Кажется, дерево чуточку сдвинулось? Да. Оно поддалось.
Легонько качнулось и… встало на место. Голоса снизу сделались громче.
– Ничего не получается! – Я готова была разреветься от бессилия и отчаяния. – Ничего!
Оглушенная, раздавленная, я привалилась спиной к стволу дерева и закрыла лицо руками.
И тут же испуганно отскочила, потому что раздался непонятный треск. Он становился все громче и громче, пока не превратился в оглушительный грохот. Я растерянно огляделась. Казалось, началось землетрясение.
Но это рухнуло дерево.
Рухнуло оно молниеносно. Ведь оно было, по сути, уже выворочено из земли. Земля содрогнулась, освободившись от могучего ствола.
Яркий свет солнца хлынул в театр. Мы с Джошем бросились друг к другу и, держась за руки, замерли в потрясении от того, что происходило внизу.
Театр взорвался воплями. Яростными. Испуганными. Отчаянными.
Потом крики слились в жуткий вой, исполненный боли.
Внизу все смешалось. Люди в театре – нет, не люди, а живые мертвецы, залитые потоком золотого света, – в панике рванулись к спасительной тени, отталкивая друг друга.
Но поздно!
Кожа живых мертвецов, обожженная солнцем, уже плавилась и сползала с костей. Как завороженные, мы смотрели с Джошем вниз. Скоро от мертвых остались одни скелеты. Вот и скелеты рассыпались в прах. Вот уже прах превратился в пар и растаял в воздухе. Даже одежда живых мертвецов поднималась вверх белыми облачками пара.
Воздух звенел от пронзительных воплей.
Я разглядела в толпе Карен Сомерсет. Я видела, как ее волосы упали на землю, точно растрепанный парик. Но обнажили они не кожу, а голый череп. Карен повернулась ко мне. Взгляд ее был исполнен тоски и сожаления. А потом ее глаза вывалились из глазниц. Она открыла беззубый рот и из последних сил крикнула: